Оставшись один, я взял в руки телефон. Сначала хотел позвонить Нике, но потом сообразил, что на лекции она все равно не сможет ответить. А вот прочесть мое сообщение — вполне получится.
Прикрыл глаза, вспоминая наше совместное купание. Разумеется, после него о завтраке пришлось забыть: мы приехали к институту за несколько минут до начала занятий. Но растерянно-смущающаяся, спешащая и немного растрепанная Ника была прелестна. Настолько, что я с трудом удержался, чтобы не заблокировать двери машины и не повторить наш самый первый секс. Уверен, что она не отказалась бы, вот только не хотелось создавать ей проблемы с преподавателями перед экзаменами. Разве что пришлось бы выступить в ее защиту перед ними. Когда я представил, что именно смогу сказать по данному поводу Олегу Евгеньевичу, меня разобрал смех. Рогачев уж точно не планировал ничего подобного, когда направлял девушку ко мне на практику. Но, сам того не подозревая, сделал мне потрясающий подарок.
Я соскучился, — набрал в окне сообщения, представляя, как потеплеют ее глаза, когда она прочтет эти слова. Ты успела купить кофе? Я бы отдал тебе свой, если бы ты была рядом. А потом бы слизнул с твоих губ его аромат.
Нажал «отправить» и завис, уставившись в экран, в ожидании, когда изменится цвет галочек. Мне в самом деле не хватало ее, гораздо больше, чем я мог себе представить и чем это поддавалось какому-то логическому объяснению. Эта девочка прочно заняла мои мысли, пробралась под кожу, заставляя не только желать ее, но и стремиться к гораздо большему. Вот так думать о том, успела ли она позавтракать. Хватает ли ей сил учиться или так устала, что с трудом дожидается конца лекций. Как вообще чувствует себя после такой короткой ночи.
Я не знал прежде таких переживаний. Не сталкивался с ними никогда в жизни и не думал, что когда-нибудь столкнусь. Иногда мне даже казалось, что я в принципе лишен сострадания, тем более что обвинения в черствости не раз приходилось выслушивать. От той же Виктории, например. Но теперь что-то изменилось. Я не хотел об этом думать и тем более озвучивать то, что приходило на ум, но объяснение напрашивалось только одно. Единственное.
Телефон пиликнул и под моим сообщение появились ответные строчки.
Твой кофе наверняка вкусней. И я тоже соскучилась. Не хочу сидеть на этих лекциях. Хочу снова потеряться в тебе.
Я решил отправиться за Никой в институт. Забрать ее с лекций и отвезти обедать, а после вернуться в офис и уже здесь обсудить завтрашнюю встречу Леванеса. Предупреждать о своем приезде не стал, предвкушая, как она обрадуется моему появлению.
И увидел ее почти сразу, как только вошел в коридор перед аудиторией. Девушка сидела на подоконнике, держа в руках телефон, и что-то увлеченно в нем рассматривала. Настолько увлеченно, что не замечала ничего вокруг. И меня тоже не заметила.
В первое мгновенье показалось, что именно так она читает мои сообщения. Вот только я ничего не писал с самого утра. Ни единого слова. Да и вряд ли те короткие строки, что я прислал, можно было бы перечитывать так долго.
Внезапно стало тяжело дышать, будто кто-то резко выкачал весь воздух в помещении. Я заставил себя сделать глубокий вдох. Очень медленно. Еще один и еще. Попытался вспомнить то, что сам говорил Нике про доверие и про необходимость все выяснить, прежде чем делать выводы. Только почему-то такая логика сейчас помогала плохо. Я разозлился на девушку, за то, что она смеет ТАК улыбаться кому-то, думать о ком-то, кроме меня с ТАКИМ выражением лица. И на себя самого разозлился еще больше, что позволил всем этим чувствам зайти настолько далеко. В груди проснулась какая-то странная, почти забытая боль. Она не приходила в мою жизнь уже многие годы, и я был почти уверен, что не вернется никогда. Что я больше не допущу ничего подобного. Не приближу к себе никого настолько, чтобы ревновать.
Да, черт возьми, я ревновал! Не имея в общем-то на это никаких прав. Мы же ничего не обещали друг другу и в верности не клялись. Я и сам всего несколько дней назад был уверен, что ничего, кроме секса, от этой девочки мне не нужно. А теперь… теперь был готов придушить любого, кто посмеет завладеть ее вниманием, не говоря уже о чем-то большем. А ведь было именно что-то большее. В ее улыбке, в задумчивом взгляде, обращенном к экрану, в повороте головы. В том, как она теребила прядь волос, накручивая ее на палец, настолько поглощенная собственными мыслями, что не видела ничего и никого вокруг. Даже не почувствовала, что я совсем рядом. Вместо этого думала о ком-то другом!
Я перевел дыхание, пытаясь воззвать к остаткам здравого смысла. Тщетно. Ничего не выходило. Боль не уменьшалась, а раздражение и ревность, наоборот, нарастали. Она не должна была так себя вести! Хочет развлекаться с кем-то еще — пожалуйста, я не стану ее держать. Но пока она со мной, никого другого не будет рядом. Ни физически, ни в сердце, ни в мыслях. Я просто не позволю. Пусть на короткое время, но она моя!
Я вышел из своего укрытия и направился к ней, быстро, словно боялся не успеть. Как будто кто-то мог появиться неизвестно откуда и забрать у меня Нику. А допустить это я никак не хотел.
Заметив меня, девушка спрыгнула с подоконника и шагнула навстречу. Недоумение на ее лице сменилось радостью. Но я слишком хорошо помнил то выражение, что было за мгновенье до моего появления. И собирался выяснить, к кому оно относилось. Только немного позже. А сначала должен был показать ей, кому она принадлежит. И не только ей, но и всем остальным. Кого я понимал под «остальными» вряд ли бы объяснил сейчас, если бы меня спросили, но и иначе я поступить не мог.
Подошел вплотную, запуская пальцы ей в волосы и притягивая к себе, и впился в ее рот поцелуем. Так жадно, будто от этого жизнь моя зависела. Хотел дыхание ее перехватить, чтобы со мной вместе дышала, меня чувствовала и принадлежала тоже мне. Только мне.
Ее глаза распахнулись от изумления, но уже мгновенье спустя она ответила на поцелуй, и обвила руками мою шею. Но потом, видимо опомнившись, попыталась отстраниться.
— Матвей, не здесь же. Нас ведь могут увидеть…
Еще вчера я считал так же. Был уверен, что не стоит афишировать наши отношение ни перед кем. Но теперь такие Никины опасения вызвали у меня досаду. Если не сказать больше: я почувствовал, что снова начинаю закипать.
— Тебя это смущает? Хочешь сохранить все в тайне? Чтобы никто ничего не знал? Может, ты стесняешься наших отношений?
Она заморгала, уставившись на меня, и что-то неуловимо изменилось в ее глазах. Мелькнула тень не то обиды, не то чего-то еще похожего, и мне стало стыдно. Все мои обвинения были явно беспочвенны, я понимал это, но и отпустить ее не мог и не хотел. Так и стоял, перебирая пряди ее волос, в миллиметре от губ, чувствуя, как щекочет кожу ее дыхание, теплое и такое родное.
— Какой же ты дурак! — вдруг выдохнула Ника, подаваясь вперед и теперь уже сама целуя меня.
Я застонал. От облегчения, нахлынувшего подобно спасительному дождю в жаркий полдень, от счастья, затопившего меня в это мгновенье, и от проснувшегося желания почувствовать ее еще ближе. Снова — каждую клеточку тела.
Нас действительно видели. Все, кто выходил из аудитории или шел по коридору не мог не заметить. До меня доносился чей-то приглушенный и неразборчивый шепот, но не было никакого желания прислушиваться и, тем более, останвливаться. Не сейчас, когда я обрел так много. А Ника и вовсе закрыла глаза, подчиняясь моим губам, будто во всем окружающем мире не существовало больше ни одной души, кроме нас.
Но остановиться все же пришлось, когда совсем рядом прозвучал очень знакомый и очень недовольный голос:
— Ну и как это понимать?
Давно я не испытывал такой неловкости. Наверно, еще со школьных лет, когда оказывался застигнутым за просмотром порножурналов. Вроде бы и не случилось ничего страшного: мы с Никой взрослые люди, и можем вести себя так, как хотим, но место все же выбрали не подходящее.